augean_stables (![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
augean_stables) wrote2025-04-21 03:03 am
augean_stables) wrote2025-04-21 03:03 am
Entry tags:
ОПЯТЬ ВОЙНА НЕЗНАМЕНИТА
Мои зрители и читатели часто пишут мне, задавая свои вопросы. Но иногда в почтовом ящике обнаруживаются рассказы из жизни, описание того, что происходит вокруг, размышления и рассуждения.
Это письмо было необычным, в нём содержался не то рассказ, не то басня, не то … Одним словом, художественное осмысление всего происходящего с нами и с нашей страной. Автор сказал, что этот текст он написал для себя, что нигде его не публиковал, но не стал возражать против того, чтобы я поделился им с вами.
Одним словом, сказка ложь, да в ней намёк…
Сколько раз в истории правители поддавались искушению затеять небольшую победоносную войну для решения внутренних проблем? И каков общий баланс удач и провалов этих затей? Возможно, кто-то и проводил исследование на этот счет, но мне оно не известно.
В описываемой, совершенно вымышленной истории основными предпосылками для начала войны были именно внутренние проблемы. И не так, чтобы уж совсем все было плохо в Державе, но общая динамика замедлялась, уровень жизни медленно, но падал. Природа проблемы была очевидна пока еще для очень немногих и состояла в глубоком противоречии между сложившейся в стране рыночной системой хозяйства и спецслужбистской формой правления. Те владельцы заводов, газет, пароходов, которые должны были бы принимать основные решения в экономической сфере, от этого процесса были отключены и влиять на него практически не могли. Автор отнюдь не является последовательным приверженцем капиталистического строя, но внутренняя логика процесса подразумевает единство строя и образа правления. Спецслужбы – всего лишь один из инструментов государственного управления, в принципе такой же как полиция, почта и пенсионный фонд, и так же, как они, должны играть подчиненную, а не главенствующую роль. Хотел бы я посмотреть на страну, где всем рулят почтальоны…
Итак, был взят курс на конфронтацию. Образ внешнего врага и лепить особенно было не надо, достаточно было взять наработки полувековой давности и начать постепенно портить отношения с западными соседями.
«А в кипящих котлах прежних войн и смут
Столько пищи для маленьких наших мозгов!»
Великим, все же, поэтом был Владимир Семенович. Публика с огромным удовольствием стала вспоминать западным соседям все плохое, что накопилось за века этого соседства. Память, в принципе, штука нормальная, забывать ни о чем не стоит, но в данном случае память работала удивительным образом: вспоминали все, что делали они, но напрочь забывали то, что делали мы. Да и разве могли мы - такие белые и пушистые – сделать что-то плохое. Абсурдность происходящего видели уже многие, но лишь иронично посмеивались. А зря.
РЕШЕНИЕ
Перо замерло над текстом указа… И перо непростое, и указ далеко не ординарный. Не каждый день подписывается документ, главный смысл которого – приказ войскам перейти границу…
И напряглись присутствующие. И не поймешь почему: то ли от сознания историчности момента, то ли от ужаса происходящего.
А начиналось все довольно банально.
Отношения Державы с Казакией были традиционно тесными и очень непростыми. Столетия под одной Короной, теснейшие личные связи – половина населения Казакии другого языка, кроме державного, и не знала, а четверть граждан Державы имела казакийские корни, нескончаемый спор о национальной принадлежности полудюжины столпов мировой литературы, да и куча всего другого. Но, вот, случилось, разошлись пути. Зачем? То ли для того, чтобы расстаться навсегда, то ли для нового союза, теперь уже на принципиально иной основе. Вот только узнать этого пока никому было не суждено, поскольку протектор Державы – именно в его руке и было то самое перо – имел собственное суждение по данному вопросу.
Весь его прежний профессиональный опыт сотрудника Тайной стражи подсказывал ему, что направить историческое развитие страны-соседа в нужном направлении, а таким он считал превращение ее в собственного сателлита, возможно только, посадив в ней на престол правильную личность. Первое и основное качество – абсолютная лояльность. Примитивно, скажете вы, а как же исторические процессы, движущие силы, энергия масс? А на этот случай в столице – революции ведь случаются только там – расквартирован полк панцирной кавалерии. На поле боя современного боя ясное дело мильтральезы и бронеходы уже давно вытеснили лошадей, но название сохранилось. В реальности полк на серьезной броне и с соответствующими спецсредствами мог легко прокатиться железным валом по улицам и площадям столицы, чтобы подавить любые происки инсургентов. В этом деле ему равных не было. Главное – чтобы был при верховной власти человек, который в состоянии вовремя отдать правильный приказ.
Вот именно на подбор и продвижение на пост гетмана Казакии такого человека и были направлены усилия и Тайной стражи Державы, и других ее институций соответствующего рода. Протектор эту работу не просто курировал, а тщательно взвешивал кандидатуры, встречался с ними, давал рекомендации. Ясно, что последнее слово было за ним. Выбор его был довольно предсказуемым, и никем официально не оспаривался, хотя знающие люди втихомолку и ворчали: на хрена мы вообще связались с этим придурковатым алкоголиком? Нет, фактура у него ничего, но мозгов нет от слова вообще. А уж характера тем более.
Лучше бы они говорили все это погромче. В сложный момент представительный и такой, казалось бы, надежный гетман сдулся как проколотый воздушный шарик. Его оппоненты вытворяли на улицах столицы Казакии все, что их душам было угодно, а тот самый полк панцирной кавалерии, поднятый по тревоге, полностью вооруженный и готовый к бою, так и простоял четыре часа в своих казармах в ожидании приказа. Через четыре часа командир полка плюнул, переоделся в штатское и уехал, заявив напоследок, что если он кому понадобится, то пусть ищут его в пригородном имении. Примеру командира последовало большинство офицеров. Кое-кто из молодежи с отдельными группами кирасиров-добровольцев попытались оказать помощь полиции, вяло сдерживавшей инсургентов, но это были кошкины слезы.
Посол Державы тщетно пытался пробиться к гетману, чтобы побудить его к активным действиям, но кончилось дело тем, что ему пришлось почти на руках выносить корпулентную фигуру не вяжущего лыка властителя к посольской машине, вывозить его в свою резиденцию, а уже оттуда переправлять к северной границе.
Как известно из истории, когда власть валяется на улице, ее обязательно кто-нибудь подберет. Так случилось и в этот раз. Новая власть Казакии припомнила Державе и все, что было, и то, чего вовсе никогда не было. Получилось изрядно. Новый курс понравился не всем, дошло до открытых мятежей по принципу: если в столице можно, то чем мы хуже.
Весть о перевороте в соседней державе вывела протектора из себя. И дело было даже не в том, что рушилась тщательно выстраиваемая конструкция. Заслушивая доклад руководителя Тайной стражи, он сначала надеялся услышать, что гетман – фактически его протеже! – боролся до конца и пал ( лучше бы реально в бою) под напором превосходящих сил инсургентов. Сообщение же, что его вывозят, да еще и пытаются по дороге привезти в чувство – в озера что ли окунают? - затмило собой трагедию фактического краха всей политики Державы в этом вопросе. Этот козел просто напился вместо того, чтобы пасть в борьбе с заговорщиками! Для протектора это был крах личный, профессиональный – и как тайса (так называли себя в своем кругу сотрудники Тайной стражи), и как политика.
Он с подозрением обвел взглядом руководителя Тайной стражи, главу своего кабинета и министра закордонных дел, пытаясь разглядеть на их лицах признаки снисходительной реакции, но те были тертые калачи, и понять, что они думают на самом деле, не всегда могли и сами. Облегчение, которое испытал протектор, было коротким. Прежнее чувство вернулось, и уже не оставляло его. Он так и ходил, пытаясь засечь на лицах ближайших сподвижников презрительную усмешку. Как там было у Киплинга? «Акела промахнулся!»
Последующие месяцы стали периодом нагнетания мнимых угроз. Услышав в первый раз от протектора вопрос: «А сколько вражеских дивизий из европейских стран может встать с той стороны нашей границы с Казакией?», начальник Генерального штаба чуть было не обмишурился с встречным вопросом: «Чьих?», поскольку войск подобной численности в обозримой перспективе не наблюдалось. Но человеком он был не глупым и своим местом дорожил, так что глубокомысленно ответил: «Надо посчитать». Протектор удовлетворенно кивнул: «Считайте».
Постепенно от подсчета мифических противников перешли к планированию собственных военных операций, и вот настал момент, когда рука с пером опустилась на текст указа.
«Это - война» - с ужасом думали про себя присутствующие. Все, кроме протектора. Выводя свою подпись, он практически физически ощущал, как груз то ли стыда, то ли ощущения профессиональной некомпетентности отпускает его. Вот только что будет потом…
ИСПОЛНЕНИЕ
Война как-то с самого начала не заладилась. Сначала подвели тайсы. Они, собственно, были и не особенно виноваты. Просто вместо объективных докладов о положении дел они отзеркалили протектору его же рассуждения о том, что народ там наш, генералы все тоже нашей прежней еще выучки, так что встретят войска Державы не пулями и снарядами, а цветами и хлебом на вышитых рушниках. Где-то что-то у тайсов получилось – резидентуры не зря ели свой хлеб и вваливали местным деньги почти без счета, но общий результат был, все же, иным.
Казаки – именно так стали называть себя жители Казакии вне зависимости от национальности – уперлись крепко. Границы они, конечно, удержали далеко не везде, местами войска Державы достигли успеха. Были и занятые города, и эффектные удары по военным и инфраструктурным объектам в тылу, но о решающей победе и речи не шло. Более того, временами фронт прогибался и в другую сторону, а самый крупный из занятых городов пришлось обратно сдать казакам.
Вообще характер этой войны поставил в тупик многих военных теоретиков. То, что раньше рассматривалось как средство достижения победы – вертикальный охват, массированные атаки бронеходов в сопровождении пехоты на броне, глубокие прорывы в тыл врага и господство авиации над полем боя – оказалось неприменимым, а временами и провальным. Фронт встал, война стала позиционной, наступления превратились в пехотные атаки на укрепленные позиции противника. А главное – определяющую роль стали играть «летяги». Так прозвали солдаты из лесных губерний Державы летающие управляемые устройства, которые могли как наблюдать за полем боя, так и сбрасывать прямо на голову противнику различные боеприпасы.
В принципе значение контроля за небом не было чем-то новым. Еще в последнюю большую войну завоевание превосходства в воздухе было решающим условием победы в операции. Но тогда речь шла о пилотируемых специально подготовленными летчиками устройствах, производство которых было недешево и потому ограничено. Теперь же «рулили» управляемые с земли финтифлюшки разного размера. Самые малые из них оператор вообще запускал с руки. Были и большие – грузоподъемностью в сотни килограмм и с дальностью в многие сотни километров. Объединяло это оружие то, что оно управлялось дистанционно и было относительно дешево. Эффективность его поражала. Бронеход весом в 40 тонн теперь приходилось со всех сторон закрывать сетчатыми и прочими экранами. То, что получалось, выглядело настолько нелепо, что представить себе атаку несколько десятков таких машин на занятую противником высоту было просто невозможно, если помнить, что фирменной маркой именно бронеходов Державы была небольшая высота и как следствие – скрытность. А какая уж тут скрытность, если над башней бронехода возвышается метра на полтора каркас с сетчатыми экранами по бокам и сверху.
Перенос центра тяжести на бои пехоты, использование артиллерии и «летяг» имел крайне неприятные результаты. Любое продвижение вперед замедлилось, сопровождалось огромными потерями, среди раненых возрос процент тех, кто терял конечности.
Реально ни одна из сторон не имела на фронте решающего преимущества. Мобилизационные возможности Державы были в несколько раз выше, чем у Казакии, но мотивация жителей для вступления в вооруженные силы была принципиально разной. Чуть ли не впервые в истории Державы она воевала контрактной, т.е. фактически наемной армией, причем размеры выплат военнослужащим разительно отличался от зарплат гражданских лиц. Простой солдат на фронте получал как квалифицированный инженер в тылу. Внятных целей войны эти солдаты не понимали, да и объявлены они не были, злость в отношении противника и желание отомстить за павших у них, естественно, присутствовали, и все это вместе образовывало достаточно опасный и не очень надежный психологический коктейль. Дело усугублялось еще и тем, что обе стороны активно рекрутировали заключенных, подследственных и прочих не слишком законопослушных граждан.
На начальном этапе войны вооруженные силы Казакии явно были более мотивированы, но потери и несколько волн мобилизации не способствовали их качественному росту. К этому стоит добавить и крупные проблемы в сфере военного управления. Стремясь сделать все не так, как это было устроено во времена единого государства, руководство Казакии изобрело свой стиль формирования структуры вооруженных сил. Коротко говоря, его можно назвать «антидивизионным», то есть вместо хорошо сбалансированных и включавших широкий набор частей и подразделений разного предназначения дивизий, в Казакии формировали лишь бригады достаточно однородного состава, которые просто не могли решать весь комплекс боевых задач. Откровенной глупостью было и формирование все новых и новых бригад в то время, когда старые стачивались и своевременно не пополнялись. В этих условиях даже помощь из-за рубежа, которая обеспечивала почти половину потребности вооруженных сил в вооружениях, боеприпасах и снаряжении, не могла существенно повлиять на ход войны.
К исходу третьего года войны всем мало-мальски разумным людям по обе стороны линии фронта было понятно, что ее пора кончать. Бесконечные бои за овладение очередным поселком и продвижение вперед на несколько километров в неделю выглядело уже откровенной глупостью. Массовый энтузиазм первых месяцев у жителей Державы под влиянием окончательно потерявших честь и совесть (взамен на неплохие деньги и разные регалии) говорящих голов из дальновизоров как-то стал подзатухать. С одной стороны, просто надоело, а, с другой, война, ясное дело, вылетала в копеечку, и копеечка эта извлекалась, естественно, из кармана того самого народа. Да, в стране сформировалось нормальное общество потребления, члены которого успешно потребляли все: товары, услуги, вранье официальных пропагандистов. Те времена, когда толпы в сотни тысяч человек собирались на площадях городов ради идеи, ушли в прошлое, но сейчас-то под угрозой оказалось то самое потребление, и публике это переставало нравиться.
У Казакии были свои проблемы. Успехов на фронте давно не наблюдалось. Почти треть населения бежала из страны и возвращаться пока не планировала. Иностранная помощь пока позволяла сводить концы с концами, но получать ее становилось все труднее. Желающих воевать было все меньше, и число дезертиров уже превышало личный состав на линии фронта.
Так что пора было кончать это дело.
РЕЗУЛЬТАТ
Для жителей Державы война кончилась так же неожиданно, как и началась. В пасхальную субботу на экранах дальновизоров появился протектор и спокойно сообщил гражданам, что все цели войны достигнуты и в результате предварительных переговоров с казаками и их покровителями, которые активно проходили в последнее время, достигнуты вполне устраивающие Державу договоренности. Вдаваться в подробности в отношении достигнутых целей он не стал, а вместо этого стал красочно рассуждать о ценности каждой человеческой жизни, как бы намекая, что если кого не удовлетворит это объяснение, то Бог ему судья, а прокуроры и у нас самих найдутся.
Протектор объяснил, что прекращение огня вступает в силу немедленно и устанавливается линия перемирия – по нынешней линии фронта, от которой обе стороны отведут свои войска на несколько (в пределах пяти) километров. Образованная таким образом буферная зона будет контролироваться группами иностранных миротворцев, которые разместят свои посты на расстоянии в пару десятков километров, и наблюдение будут вести преимущественно при помощи «летяг».
Дальнейшее протектор обрисовал уже совсем в общих чертах: со временем линию перемирия заменит линия разграничения, о точном прохождении которой еще только предстоит договориться, но уж если наши воины сумели отстоять интересы Державы при помощи оружия, то и дипломаты не подведут, так что все будет в порядке. И его слово тому порука.
На самом деле эта линия была уже давно согласована. Парадоксальным образом ею были недовольные обе стороны конфликта, но посредники надавили на них так, что пришлось соглашаться. Более того, поскольку было очевидно, какие регионы Держава вернет Казакии, то в последнее время артиллерия и ВВС Казакии не наносили по ним ударов, предпочитая бомбардировать те города и поселки, которые оставались за Державой. В этом был глубокий практический смысл, поскольку власти Державы уже вбухали немало средств в восстановление всего, что было разрушено на захваченных ее войсками территориях. Поскольку разговоры на тайных переговорах велись откровенно, представители Державы даже позиционировали эти свои инвестиции как своего рода контрибуцию в счет разрушенного. Официально и публично речь об аннексиях и контрибуциях, конечно, не велась.
В заключении своего выступления Протектор сообщил согражданам о смене правительства – прежнее, мол, хорошо поработало во время войны, но здорово устало, а теперь, когда перед страной стоят новые созидательные задачи, нужны новые энергичные и полные сил люди.
Впоследствии эта пасхальная неделя получила название недели сюрпризов. Они обрушивались на публику так часто и с такой силой, что конец войны как-то очень быстро ушел в тень. Нашлись, конечно, турбо-милитаристы, которые потребовали продолжения боевых действий до полного разгрома врага, но тайсы им быстро разъяснили, что им в принципе все равно, кого хватать и не пущать. Главное, чтобы приказ был. А он был дан.
Уже во вторник глава правительства провозгласил денежную реформу, объяснив, что подъем экономики требует «твердого рубля». Помимо того, что деноминация «съедала» два нуля, реформа содержала крайне сложную систему пересчета на новый номинал цен, крупных сумм наличных, денежных депозитов граждан в банках и процентов по ним, новые правила валютного обращения и многое другое. Формально обвинить государство в конфискационном характере реформы было нельзя, но по сути издевательства хватало. И уж, во всяком случае, было очевидно, что народу потребуется немало времени, чтобы восстановить свою покупательную способность, так что инфляция «твердому рублю» в ближайшее время не угрожала.
Дальше – больше. На следующий день были утверждены новые правила самогоноварения: регистрация домашних аппаратов и покупка самогонщиками патентов на производство напитков по прогрессивной шкале. Народ прозвал ее «лестница самогонщика», владельцы аппаратов так и спрашивали друг у друга: «А ты на какой ступеньке?».
Но уже через день правительство отменило все таможенные сборы на ввоз в страну подержанных легковых самобеглых колясок (самоколов) из основных стран-производителей. В военные годы именно рынок самоколов пострадал чуть ли не больше всех других товарных рынков. Фактически в стране осталось только собственное производство, а отечественные самоколы имели только одно достоинство – их умел чинить чуть ли не каждый второй мужчина, специалиста можно было найти в любых гаражах. Поставки из дружественной Сины энтузиазма у потребителей не вызывали – барахло оно и есть барахло.
В истории Державы уже был период, когда привозные подержанные самоколы в принципе изменили отношение людей к этому виду транспорта. Как шутили пересевшие на них водители: «Раньше я на отечественном корыте возил полбагажника запчастей и инструментов, а теперь кроме домкрата и запаски и не нужно ничего». Затем пошлины и взаимные санкции закрыли эти ворота, и вот они открывались вновь. Так что в миллионах семей их главы начали лихорадочно подсчитывать свой золотой запас – а тут еще эта реформа все запутала! – в надежде стать владельцем пусть не новой, но еще крепкой и надежной иномарки. Достучаться до этих людей с военной темой было вообще нереально.
Так и бросало людей из жары в холод чуть не каждый день – в арсенале правительства различных мер было еще много. На этом фоне появлявшиеся там и тут демобилизованные и вдруг массово выпущенные из госпиталей инвалиды были не особо и заметны. Как-то не до них было.
Венцом деятельности власти стало сообщение о новой конституционно-государственной реформе. Пакет был более, чем солидный. Перераспределение полномочий, оптимизация законодательной власти – под нож пошла верхняя палата, которая уже давно превратилась в «райскую группу» для отставных чиновников, губернаторов и послов, и как розочка на торте – досрочные выборы протектора. Но это все потом, осенью, а пока, весной народ озаботился будущим сельскохозяйственным сезоном после засушливой осени и бесснежной зимы. Базис он и есть базис.
Прошли годы. Изменилось многое. Уже лет через пять люди предпочитали вообще не вспоминать об этой очередной незнаменитой в истории Державе войне, и мало кто из тех, кто в военные годы требовал «довести дело до конца», вспоминал об этом. Вот только отношения с Казакией так и не восстановились, и было вообще не понятно, когда, как и какой ценой этого можно достичь.
Sergey Aleksashenko
Apr 20, 2025
Это письмо было необычным, в нём содержался не то рассказ, не то басня, не то … Одним словом, художественное осмысление всего происходящего с нами и с нашей страной. Автор сказал, что этот текст он написал для себя, что нигде его не публиковал, но не стал возражать против того, чтобы я поделился им с вами.
Одним словом, сказка ложь, да в ней намёк…
Сколько раз в истории правители поддавались искушению затеять небольшую победоносную войну для решения внутренних проблем? И каков общий баланс удач и провалов этих затей? Возможно, кто-то и проводил исследование на этот счет, но мне оно не известно.
В описываемой, совершенно вымышленной истории основными предпосылками для начала войны были именно внутренние проблемы. И не так, чтобы уж совсем все было плохо в Державе, но общая динамика замедлялась, уровень жизни медленно, но падал. Природа проблемы была очевидна пока еще для очень немногих и состояла в глубоком противоречии между сложившейся в стране рыночной системой хозяйства и спецслужбистской формой правления. Те владельцы заводов, газет, пароходов, которые должны были бы принимать основные решения в экономической сфере, от этого процесса были отключены и влиять на него практически не могли. Автор отнюдь не является последовательным приверженцем капиталистического строя, но внутренняя логика процесса подразумевает единство строя и образа правления. Спецслужбы – всего лишь один из инструментов государственного управления, в принципе такой же как полиция, почта и пенсионный фонд, и так же, как они, должны играть подчиненную, а не главенствующую роль. Хотел бы я посмотреть на страну, где всем рулят почтальоны…
Итак, был взят курс на конфронтацию. Образ внешнего врага и лепить особенно было не надо, достаточно было взять наработки полувековой давности и начать постепенно портить отношения с западными соседями.
«А в кипящих котлах прежних войн и смут
Столько пищи для маленьких наших мозгов!»
Великим, все же, поэтом был Владимир Семенович. Публика с огромным удовольствием стала вспоминать западным соседям все плохое, что накопилось за века этого соседства. Память, в принципе, штука нормальная, забывать ни о чем не стоит, но в данном случае память работала удивительным образом: вспоминали все, что делали они, но напрочь забывали то, что делали мы. Да и разве могли мы - такие белые и пушистые – сделать что-то плохое. Абсурдность происходящего видели уже многие, но лишь иронично посмеивались. А зря.
РЕШЕНИЕ
Перо замерло над текстом указа… И перо непростое, и указ далеко не ординарный. Не каждый день подписывается документ, главный смысл которого – приказ войскам перейти границу…
И напряглись присутствующие. И не поймешь почему: то ли от сознания историчности момента, то ли от ужаса происходящего.
А начиналось все довольно банально.
Отношения Державы с Казакией были традиционно тесными и очень непростыми. Столетия под одной Короной, теснейшие личные связи – половина населения Казакии другого языка, кроме державного, и не знала, а четверть граждан Державы имела казакийские корни, нескончаемый спор о национальной принадлежности полудюжины столпов мировой литературы, да и куча всего другого. Но, вот, случилось, разошлись пути. Зачем? То ли для того, чтобы расстаться навсегда, то ли для нового союза, теперь уже на принципиально иной основе. Вот только узнать этого пока никому было не суждено, поскольку протектор Державы – именно в его руке и было то самое перо – имел собственное суждение по данному вопросу.
Весь его прежний профессиональный опыт сотрудника Тайной стражи подсказывал ему, что направить историческое развитие страны-соседа в нужном направлении, а таким он считал превращение ее в собственного сателлита, возможно только, посадив в ней на престол правильную личность. Первое и основное качество – абсолютная лояльность. Примитивно, скажете вы, а как же исторические процессы, движущие силы, энергия масс? А на этот случай в столице – революции ведь случаются только там – расквартирован полк панцирной кавалерии. На поле боя современного боя ясное дело мильтральезы и бронеходы уже давно вытеснили лошадей, но название сохранилось. В реальности полк на серьезной броне и с соответствующими спецсредствами мог легко прокатиться железным валом по улицам и площадям столицы, чтобы подавить любые происки инсургентов. В этом деле ему равных не было. Главное – чтобы был при верховной власти человек, который в состоянии вовремя отдать правильный приказ.
Вот именно на подбор и продвижение на пост гетмана Казакии такого человека и были направлены усилия и Тайной стражи Державы, и других ее институций соответствующего рода. Протектор эту работу не просто курировал, а тщательно взвешивал кандидатуры, встречался с ними, давал рекомендации. Ясно, что последнее слово было за ним. Выбор его был довольно предсказуемым, и никем официально не оспаривался, хотя знающие люди втихомолку и ворчали: на хрена мы вообще связались с этим придурковатым алкоголиком? Нет, фактура у него ничего, но мозгов нет от слова вообще. А уж характера тем более.
Лучше бы они говорили все это погромче. В сложный момент представительный и такой, казалось бы, надежный гетман сдулся как проколотый воздушный шарик. Его оппоненты вытворяли на улицах столицы Казакии все, что их душам было угодно, а тот самый полк панцирной кавалерии, поднятый по тревоге, полностью вооруженный и готовый к бою, так и простоял четыре часа в своих казармах в ожидании приказа. Через четыре часа командир полка плюнул, переоделся в штатское и уехал, заявив напоследок, что если он кому понадобится, то пусть ищут его в пригородном имении. Примеру командира последовало большинство офицеров. Кое-кто из молодежи с отдельными группами кирасиров-добровольцев попытались оказать помощь полиции, вяло сдерживавшей инсургентов, но это были кошкины слезы.
Посол Державы тщетно пытался пробиться к гетману, чтобы побудить его к активным действиям, но кончилось дело тем, что ему пришлось почти на руках выносить корпулентную фигуру не вяжущего лыка властителя к посольской машине, вывозить его в свою резиденцию, а уже оттуда переправлять к северной границе.
Как известно из истории, когда власть валяется на улице, ее обязательно кто-нибудь подберет. Так случилось и в этот раз. Новая власть Казакии припомнила Державе и все, что было, и то, чего вовсе никогда не было. Получилось изрядно. Новый курс понравился не всем, дошло до открытых мятежей по принципу: если в столице можно, то чем мы хуже.
Весть о перевороте в соседней державе вывела протектора из себя. И дело было даже не в том, что рушилась тщательно выстраиваемая конструкция. Заслушивая доклад руководителя Тайной стражи, он сначала надеялся услышать, что гетман – фактически его протеже! – боролся до конца и пал ( лучше бы реально в бою) под напором превосходящих сил инсургентов. Сообщение же, что его вывозят, да еще и пытаются по дороге привезти в чувство – в озера что ли окунают? - затмило собой трагедию фактического краха всей политики Державы в этом вопросе. Этот козел просто напился вместо того, чтобы пасть в борьбе с заговорщиками! Для протектора это был крах личный, профессиональный – и как тайса (так называли себя в своем кругу сотрудники Тайной стражи), и как политика.
Он с подозрением обвел взглядом руководителя Тайной стражи, главу своего кабинета и министра закордонных дел, пытаясь разглядеть на их лицах признаки снисходительной реакции, но те были тертые калачи, и понять, что они думают на самом деле, не всегда могли и сами. Облегчение, которое испытал протектор, было коротким. Прежнее чувство вернулось, и уже не оставляло его. Он так и ходил, пытаясь засечь на лицах ближайших сподвижников презрительную усмешку. Как там было у Киплинга? «Акела промахнулся!»
Последующие месяцы стали периодом нагнетания мнимых угроз. Услышав в первый раз от протектора вопрос: «А сколько вражеских дивизий из европейских стран может встать с той стороны нашей границы с Казакией?», начальник Генерального штаба чуть было не обмишурился с встречным вопросом: «Чьих?», поскольку войск подобной численности в обозримой перспективе не наблюдалось. Но человеком он был не глупым и своим местом дорожил, так что глубокомысленно ответил: «Надо посчитать». Протектор удовлетворенно кивнул: «Считайте».
Постепенно от подсчета мифических противников перешли к планированию собственных военных операций, и вот настал момент, когда рука с пером опустилась на текст указа.
«Это - война» - с ужасом думали про себя присутствующие. Все, кроме протектора. Выводя свою подпись, он практически физически ощущал, как груз то ли стыда, то ли ощущения профессиональной некомпетентности отпускает его. Вот только что будет потом…
ИСПОЛНЕНИЕ
Война как-то с самого начала не заладилась. Сначала подвели тайсы. Они, собственно, были и не особенно виноваты. Просто вместо объективных докладов о положении дел они отзеркалили протектору его же рассуждения о том, что народ там наш, генералы все тоже нашей прежней еще выучки, так что встретят войска Державы не пулями и снарядами, а цветами и хлебом на вышитых рушниках. Где-то что-то у тайсов получилось – резидентуры не зря ели свой хлеб и вваливали местным деньги почти без счета, но общий результат был, все же, иным.
Казаки – именно так стали называть себя жители Казакии вне зависимости от национальности – уперлись крепко. Границы они, конечно, удержали далеко не везде, местами войска Державы достигли успеха. Были и занятые города, и эффектные удары по военным и инфраструктурным объектам в тылу, но о решающей победе и речи не шло. Более того, временами фронт прогибался и в другую сторону, а самый крупный из занятых городов пришлось обратно сдать казакам.
Вообще характер этой войны поставил в тупик многих военных теоретиков. То, что раньше рассматривалось как средство достижения победы – вертикальный охват, массированные атаки бронеходов в сопровождении пехоты на броне, глубокие прорывы в тыл врага и господство авиации над полем боя – оказалось неприменимым, а временами и провальным. Фронт встал, война стала позиционной, наступления превратились в пехотные атаки на укрепленные позиции противника. А главное – определяющую роль стали играть «летяги». Так прозвали солдаты из лесных губерний Державы летающие управляемые устройства, которые могли как наблюдать за полем боя, так и сбрасывать прямо на голову противнику различные боеприпасы.
В принципе значение контроля за небом не было чем-то новым. Еще в последнюю большую войну завоевание превосходства в воздухе было решающим условием победы в операции. Но тогда речь шла о пилотируемых специально подготовленными летчиками устройствах, производство которых было недешево и потому ограничено. Теперь же «рулили» управляемые с земли финтифлюшки разного размера. Самые малые из них оператор вообще запускал с руки. Были и большие – грузоподъемностью в сотни килограмм и с дальностью в многие сотни километров. Объединяло это оружие то, что оно управлялось дистанционно и было относительно дешево. Эффективность его поражала. Бронеход весом в 40 тонн теперь приходилось со всех сторон закрывать сетчатыми и прочими экранами. То, что получалось, выглядело настолько нелепо, что представить себе атаку несколько десятков таких машин на занятую противником высоту было просто невозможно, если помнить, что фирменной маркой именно бронеходов Державы была небольшая высота и как следствие – скрытность. А какая уж тут скрытность, если над башней бронехода возвышается метра на полтора каркас с сетчатыми экранами по бокам и сверху.
Перенос центра тяжести на бои пехоты, использование артиллерии и «летяг» имел крайне неприятные результаты. Любое продвижение вперед замедлилось, сопровождалось огромными потерями, среди раненых возрос процент тех, кто терял конечности.
Реально ни одна из сторон не имела на фронте решающего преимущества. Мобилизационные возможности Державы были в несколько раз выше, чем у Казакии, но мотивация жителей для вступления в вооруженные силы была принципиально разной. Чуть ли не впервые в истории Державы она воевала контрактной, т.е. фактически наемной армией, причем размеры выплат военнослужащим разительно отличался от зарплат гражданских лиц. Простой солдат на фронте получал как квалифицированный инженер в тылу. Внятных целей войны эти солдаты не понимали, да и объявлены они не были, злость в отношении противника и желание отомстить за павших у них, естественно, присутствовали, и все это вместе образовывало достаточно опасный и не очень надежный психологический коктейль. Дело усугублялось еще и тем, что обе стороны активно рекрутировали заключенных, подследственных и прочих не слишком законопослушных граждан.
На начальном этапе войны вооруженные силы Казакии явно были более мотивированы, но потери и несколько волн мобилизации не способствовали их качественному росту. К этому стоит добавить и крупные проблемы в сфере военного управления. Стремясь сделать все не так, как это было устроено во времена единого государства, руководство Казакии изобрело свой стиль формирования структуры вооруженных сил. Коротко говоря, его можно назвать «антидивизионным», то есть вместо хорошо сбалансированных и включавших широкий набор частей и подразделений разного предназначения дивизий, в Казакии формировали лишь бригады достаточно однородного состава, которые просто не могли решать весь комплекс боевых задач. Откровенной глупостью было и формирование все новых и новых бригад в то время, когда старые стачивались и своевременно не пополнялись. В этих условиях даже помощь из-за рубежа, которая обеспечивала почти половину потребности вооруженных сил в вооружениях, боеприпасах и снаряжении, не могла существенно повлиять на ход войны.
К исходу третьего года войны всем мало-мальски разумным людям по обе стороны линии фронта было понятно, что ее пора кончать. Бесконечные бои за овладение очередным поселком и продвижение вперед на несколько километров в неделю выглядело уже откровенной глупостью. Массовый энтузиазм первых месяцев у жителей Державы под влиянием окончательно потерявших честь и совесть (взамен на неплохие деньги и разные регалии) говорящих голов из дальновизоров как-то стал подзатухать. С одной стороны, просто надоело, а, с другой, война, ясное дело, вылетала в копеечку, и копеечка эта извлекалась, естественно, из кармана того самого народа. Да, в стране сформировалось нормальное общество потребления, члены которого успешно потребляли все: товары, услуги, вранье официальных пропагандистов. Те времена, когда толпы в сотни тысяч человек собирались на площадях городов ради идеи, ушли в прошлое, но сейчас-то под угрозой оказалось то самое потребление, и публике это переставало нравиться.
У Казакии были свои проблемы. Успехов на фронте давно не наблюдалось. Почти треть населения бежала из страны и возвращаться пока не планировала. Иностранная помощь пока позволяла сводить концы с концами, но получать ее становилось все труднее. Желающих воевать было все меньше, и число дезертиров уже превышало личный состав на линии фронта.
Так что пора было кончать это дело.
РЕЗУЛЬТАТ
Для жителей Державы война кончилась так же неожиданно, как и началась. В пасхальную субботу на экранах дальновизоров появился протектор и спокойно сообщил гражданам, что все цели войны достигнуты и в результате предварительных переговоров с казаками и их покровителями, которые активно проходили в последнее время, достигнуты вполне устраивающие Державу договоренности. Вдаваться в подробности в отношении достигнутых целей он не стал, а вместо этого стал красочно рассуждать о ценности каждой человеческой жизни, как бы намекая, что если кого не удовлетворит это объяснение, то Бог ему судья, а прокуроры и у нас самих найдутся.
Протектор объяснил, что прекращение огня вступает в силу немедленно и устанавливается линия перемирия – по нынешней линии фронта, от которой обе стороны отведут свои войска на несколько (в пределах пяти) километров. Образованная таким образом буферная зона будет контролироваться группами иностранных миротворцев, которые разместят свои посты на расстоянии в пару десятков километров, и наблюдение будут вести преимущественно при помощи «летяг».
Дальнейшее протектор обрисовал уже совсем в общих чертах: со временем линию перемирия заменит линия разграничения, о точном прохождении которой еще только предстоит договориться, но уж если наши воины сумели отстоять интересы Державы при помощи оружия, то и дипломаты не подведут, так что все будет в порядке. И его слово тому порука.
На самом деле эта линия была уже давно согласована. Парадоксальным образом ею были недовольные обе стороны конфликта, но посредники надавили на них так, что пришлось соглашаться. Более того, поскольку было очевидно, какие регионы Держава вернет Казакии, то в последнее время артиллерия и ВВС Казакии не наносили по ним ударов, предпочитая бомбардировать те города и поселки, которые оставались за Державой. В этом был глубокий практический смысл, поскольку власти Державы уже вбухали немало средств в восстановление всего, что было разрушено на захваченных ее войсками территориях. Поскольку разговоры на тайных переговорах велись откровенно, представители Державы даже позиционировали эти свои инвестиции как своего рода контрибуцию в счет разрушенного. Официально и публично речь об аннексиях и контрибуциях, конечно, не велась.
В заключении своего выступления Протектор сообщил согражданам о смене правительства – прежнее, мол, хорошо поработало во время войны, но здорово устало, а теперь, когда перед страной стоят новые созидательные задачи, нужны новые энергичные и полные сил люди.
Впоследствии эта пасхальная неделя получила название недели сюрпризов. Они обрушивались на публику так часто и с такой силой, что конец войны как-то очень быстро ушел в тень. Нашлись, конечно, турбо-милитаристы, которые потребовали продолжения боевых действий до полного разгрома врага, но тайсы им быстро разъяснили, что им в принципе все равно, кого хватать и не пущать. Главное, чтобы приказ был. А он был дан.
Уже во вторник глава правительства провозгласил денежную реформу, объяснив, что подъем экономики требует «твердого рубля». Помимо того, что деноминация «съедала» два нуля, реформа содержала крайне сложную систему пересчета на новый номинал цен, крупных сумм наличных, денежных депозитов граждан в банках и процентов по ним, новые правила валютного обращения и многое другое. Формально обвинить государство в конфискационном характере реформы было нельзя, но по сути издевательства хватало. И уж, во всяком случае, было очевидно, что народу потребуется немало времени, чтобы восстановить свою покупательную способность, так что инфляция «твердому рублю» в ближайшее время не угрожала.
Дальше – больше. На следующий день были утверждены новые правила самогоноварения: регистрация домашних аппаратов и покупка самогонщиками патентов на производство напитков по прогрессивной шкале. Народ прозвал ее «лестница самогонщика», владельцы аппаратов так и спрашивали друг у друга: «А ты на какой ступеньке?».
Но уже через день правительство отменило все таможенные сборы на ввоз в страну подержанных легковых самобеглых колясок (самоколов) из основных стран-производителей. В военные годы именно рынок самоколов пострадал чуть ли не больше всех других товарных рынков. Фактически в стране осталось только собственное производство, а отечественные самоколы имели только одно достоинство – их умел чинить чуть ли не каждый второй мужчина, специалиста можно было найти в любых гаражах. Поставки из дружественной Сины энтузиазма у потребителей не вызывали – барахло оно и есть барахло.
В истории Державы уже был период, когда привозные подержанные самоколы в принципе изменили отношение людей к этому виду транспорта. Как шутили пересевшие на них водители: «Раньше я на отечественном корыте возил полбагажника запчастей и инструментов, а теперь кроме домкрата и запаски и не нужно ничего». Затем пошлины и взаимные санкции закрыли эти ворота, и вот они открывались вновь. Так что в миллионах семей их главы начали лихорадочно подсчитывать свой золотой запас – а тут еще эта реформа все запутала! – в надежде стать владельцем пусть не новой, но еще крепкой и надежной иномарки. Достучаться до этих людей с военной темой было вообще нереально.
Так и бросало людей из жары в холод чуть не каждый день – в арсенале правительства различных мер было еще много. На этом фоне появлявшиеся там и тут демобилизованные и вдруг массово выпущенные из госпиталей инвалиды были не особо и заметны. Как-то не до них было.
Венцом деятельности власти стало сообщение о новой конституционно-государственной реформе. Пакет был более, чем солидный. Перераспределение полномочий, оптимизация законодательной власти – под нож пошла верхняя палата, которая уже давно превратилась в «райскую группу» для отставных чиновников, губернаторов и послов, и как розочка на торте – досрочные выборы протектора. Но это все потом, осенью, а пока, весной народ озаботился будущим сельскохозяйственным сезоном после засушливой осени и бесснежной зимы. Базис он и есть базис.
Прошли годы. Изменилось многое. Уже лет через пять люди предпочитали вообще не вспоминать об этой очередной незнаменитой в истории Державе войне, и мало кто из тех, кто в военные годы требовал «довести дело до конца», вспоминал об этом. Вот только отношения с Казакией так и не восстановились, и было вообще не понятно, когда, как и какой ценой этого можно достичь.
Sergey Aleksashenko
Apr 20, 2025