![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
Чему Запад может научиться у российских критиков системы.

У стен средневековой цитадели в Казани, где сливаются две широкие замерзшие реки, все белым-бело. Немногочисленные выносливые местные жители топчутся по подтаявшему снегу, делая селфи на фоне мечети, рождественской иллюминации и статуй советских времен.
Прошло 25 лет с тех пор, как я в прошлый раз побывал в России. Я с трудом пытаюсь восстановить в памяти впечатления от хаотичных первых дней экономических реформ Бориса Ельцина. А теперь, полжизни спустя, я выступаю перед залом, полным людей, которые хотят поговорить о том, как заменить капитализм чем-то лучшим, — и неожиданно у нас с ними оказывается что-то общее: теперь все мы знаем, что значит увидеть, как распадается система, которая когда-то казалась незыблемой.
Почти все, кто пришел послушать меня, занимаются либо современным искусством, либо философией. Журналисты, которые хотят взять интервью у меня, откровенного критика политики Путина в Сирии и Украине, пишут в основном для изданий, посвященных культуре. Это если и не новый рок-н-ролл в полном смысле слова, то все же наиболее безопасные интеллектуальные пространства, где возможна критическая мысль.
После того как Путин сфальсифицировал выборы 2011 года, а последовавшее за этим протестное движение было подавлено, молодые участники протеста ушли в себя, их гнев молчалив. Это совсем не новая для российских интеллектуалов ситуация. В 1887 году Владимира Ленина арестовали как лидера студенческого протеста, и следующие 30 лет он провел большей частью в изгнании или в подполье. Потом большевики 70 лет подавляли политическую оппозицию и свободу слова, а теперь тем же самым с успехом занимаются российские капиталисты-олигархи.
Но почему при всем этом российские художники, философы и журналисты упорно верят в перемены? Коротко говоря, потому что они видели моральное и физическое разрушение того, что когда-то казалось вечным, — Советского Союза.
Антрополог из Университета Калифорнии в Беркли Алексей Юрчак описывает эти события в книге, название которой говорит само за себя: «Это было навсегда, пока не кончилось». Юрчака потрясло то, что, хотя никто не предсказывал распад системы, когда он произошел, многие поняли, что в глубине души давно этого ожидали.
Во времена перестройки многие пережили внезапное потрясение, когда стало понятно, что падение системы неминуемо. До этого россияне в большинстве своем вели себя, говорили и даже думали так, как будто советская система — это навсегда. И несмотря на свое циничное отношение к ней, они ходили на парады, на партсобрания, участвовали в ритуалах, как этого требовало государство.
После победы Трампа в ноябре 2016 года стали появляться мысли о том, что то же самое может произойти на западе с его глобализацией и либеральными ценностями.
Параллели очевидны. Мы тоже 30 лет жили при экономической системе, которая объявила саму себя вечной. Глобализация была естественным процессом, который невозможно остановить, а свободная рыночная экономика — просто естественным состоянием вещей.
Но когда страна, которая породила идею глобализации, реализовала ее на практике и получала от нее наибольшую выгоду, голосует против нее, приходится учитывать возможность того, что глобализации придет конец, причем внезапный. А если так, то надо задуматься и о возможности, которая покажется вам, если вы либерал, гуманист и демократ, еще более шокирующей: что олигархический национализм — естественное устройство при разрушающейся экономике.
Когда в начале 90-х при Ельцине страна столкнулась с распадом структур и крайней бедностью, я видел, как российское общество погружается в хаос. Мы собирались в выглядевших заброшенными сталинских зданиях академических институтов среди сваленных в груды советских учебников, бюстов Ленина, протоколов более не существовавшего ЦК. На улицах царило насилие, в руководстве ресурсных монополий России сидели воры, собственниками их становились те клептократы, которые оказывались сильнее.
По сравнению с хаосом 90-х путинизм может показаться освобождением. Ценой дипломатической изоляции и подавления демократических свобод Путин восстановил рост экономики, порядок и национальную гордость. И сейчас по всему миру появляются мини-Путины: премьер-министр Венгрии Виктор Орбан, президент Турции Реджеп Тайип Эрдоган, претендующая на пост президента Франции фашистка Марин Ле Пен. Если Запад, как они хотят, скатится к экономическому национализму, все, кто моложе 50, переживут такой же идеологический шок, через какой россияне прошли в конце 80-х.
Экономисты, политологи и исследователи международных отношений почти три десятилетия исходили из предположения, что установившаяся конфигурация мира постоянна. Но так же как в советских институтах, если глобализация окажется лишь временным и обратимым явлением, учебники, которым прежде верили, будут пылиться заброшенными.
Правда, есть существенное различие. Когда диссиденты в конце советской эры боролись за демократию и права человека, у них была общая идея «Запада». У нас, если победит ксенофобский популизм, не будет своего «Запада», на который можно будет надеяться. Если либеральные и демократические общества пойдут по пути орбановской Венгрии, не будет никакой внешней силы, которая сможет нам помочь.
Нам останется надеяться лишь на себя. И нас достаточно много, чтобы остановить новый великий коллапс, который отбросит мир к олигархии и национализму. Мы объединены в сети, знаем об опасности, мы образованы и психологически выносливы. И если нам придется объединиться ради сопротивления, мы многому сможем научиться у тех, кто молча делает то же самое в России.
Молодое поколение критиков Путина может прятаться за масками цинизма, скуки и абстракции, но у него есть твердая, как алмаз, вера в перемены.
Пол Мейсон
Оригинал статьи: Пол Мейсон, «Советский Союз развалился за одну ночь. Не думайте, что западная демократия вечна», The Guardian, 6 декабря