Говорят, когда он входил в комнату, люди бывали потрясены его красотой.

[augean_stables]

Оригинал взят у sadalskij в Говорят, когда он входил в комнату, люди бывали потрясены его красотой.

Анатолий Эфрос «О благородстве».
…Знаете, есть такое презрительное западное выражение – «нувориши». Богачи, которые неизвестно на чём разбогатели. Очень много художников-нуворишей. Чехов был интеллигентом в первом поколении. И он по капле из себя выдавливал раба. Чего он этим достиг? Он стал аристократом. В искусстве нельзя быть аристократом. Аристократ – это вовсе не тот, кто интересуется кончиками своих ногтей. Это - дух. Допустим, что-то исчезло, ушло, но дух-то должен существовать!
Ещё сегодня родилось такое ужасное слово – «жлобство». Я размышлял по этому поводу и подумал: вот мы дети, мы бегаем по улице, мы слышим мат, мы к нему привыкаем (???), мы в школе плохо учимся, мы спешим на футбол, а потом – глядь становимся режиссёрами или актёрами. А мы – те же дворовые мальчишки. Поставить Чехова или Шекспира сегодня трудно, потому что интонации идут просто уличные….
Вот МХАТ - это нечто другое. Степанова, например, – нет, она не с улицы. Она все время говорит что-то про Станиславского, никто уже ее не слушает, но она часто говорит дело. Вдруг вскользь скажет: «А Станиславский считал, что водевиль нужно играть как трагедию». Я все это знаю, тысячу раз слышал, но это – дело. Она пожилая женщина, но как она носит платье, какая у нее фигура! Днем у нее репетиция, вечером – спектакль, а она всегда в форме, никаких капризов. Нет, что-то есть в этом театре…
Вот у нас на Малой Бронной не витает дух Станиславского, хотя у нас очень хороший театр. Или в театре на Таганке – тоже не витает, хотя это замечательный театр. Всюду нувориши, а во МХАТЕ родословная есть. Это вещь серьезная. Мне кажется, мы слишком опростились, мы слишком опростили искусство, мы слишком опростили собственную жизнь, мы потеряли форму. Почему трудно поставить Чехова, почему трудно произнести монолог Треплева? Сейчас скажу…
Когда-то во МХАТЕ шёл спектакль «На дне», и Луку играл Москвин. И этот Лука верил в «праведную землю». А потом играл Грибов, и он в «праведную землю» уже не очень верил. И вокруг него всё стало чуть проще. Старый МХАТ жизнь высветлял, искал свет. Они были поэтами, хотя при этом были реалистами! А мы систему выучили, но забыли про свет. Система без света - ничто. Поэтому сейчас так важна личность Станиславского. Говорят, когда он входил в комнату, люди бывали потрясены его красотой. А когда он начинал говорить, он говорил так просто! Чем человек больше, тем он разговаривает проще, тем шире смотрит на мир.
Станиславский мог признавать Крэга и мог любить Мейерхольда. Станиславский – это свет, это высота, это религия. Сейчас в театре не хватает простодушия, не хватает той наивности, которая была в этом огромном гении. Есть высокие идеалы – вот, что я хочу сказать. Мы не сопоставляем себя с высотой, а, наверное, это надо делать. Они были очень высоки духовно – Станиславский, Тургенев, Хэмингуэй, Чехов…
Теперь в театре этого не хватает.


P.S. Уникальное фото принес Мартынов: гоголевская «Женитьба», знаменитый спектакль Эфроса 1975 года.
Козаков - Кочкарев, целых два Подколесина – Волков и Мартынов, Каменкова – Агафья Тихоновна, Броневой – Яичница…
А еще Дмитрий Дорлиак, Вера Майорова, Владимир Изотов, Марина Поляк, Ирина Кириченко, Александр Котов, Леша Ушаков…